Жизнь одичала.
Сбились точки отсчета, границы и ориентиры.
Я – замолчала.
Тихо забилась в угол холодной квартиры.
Хлещет за окнами дождь и вгрызается в землю,
Точно сожрать готов, тех, кому я не верю.
Друг-темнота, нашепчи мне могильные тайны,
Я так люблю одиноко бродить средь гробниц.
Пусть не от корки до корки мне знать мирозданье,
Дай мне упиться хоть парой древнейших страниц.
А на стекле поразмыты границ очертанья,
Кажется, стерлось, поблекло и вымерло все за окном.
Кажется, вечно продлится мое ожиданье
Встретиться с тем, кто еще до сих пор незнаком.
Люди сбиваются в стаи, как серые волки,
Только их братство все больше похоже на секту.
Слишком неловко я собирала осколки,
Кем-то, разбитой на зло, моей призрачной веры.
Раны зализывать поздно они кровоточат,
След не стереть на полу, он уже на примете,
Когти голодные волки о дверь мою точат,
Все дальше вжимаюсь в угол, моля о рассвете.
А утром исчезнет все, успокоятся волки,
Залягут по норам и стон, зажимая в клыках,
Будут мечтать о луне, вспоминая о крови,
Привкус которой, остался на их языках.
Я же, поднявшись с колен, добреду до окошка,
Взгляд устремлю в глубину непроглядного неба,
Страшно смотреть вниз, там грязные черные кошки,
Голодные волки, осколки потерянной веры.
Сбились точки отсчета, границы и ориентиры.
Я – замолчала.
Тихо забилась в угол холодной квартиры.
Хлещет за окнами дождь и вгрызается в землю,
Точно сожрать готов, тех, кому я не верю.
Друг-темнота, нашепчи мне могильные тайны,
Я так люблю одиноко бродить средь гробниц.
Пусть не от корки до корки мне знать мирозданье,
Дай мне упиться хоть парой древнейших страниц.
А на стекле поразмыты границ очертанья,
Кажется, стерлось, поблекло и вымерло все за окном.
Кажется, вечно продлится мое ожиданье
Встретиться с тем, кто еще до сих пор незнаком.
Люди сбиваются в стаи, как серые волки,
Только их братство все больше похоже на секту.
Слишком неловко я собирала осколки,
Кем-то, разбитой на зло, моей призрачной веры.
Раны зализывать поздно они кровоточат,
След не стереть на полу, он уже на примете,
Когти голодные волки о дверь мою точат,
Все дальше вжимаюсь в угол, моля о рассвете.
А утром исчезнет все, успокоятся волки,
Залягут по норам и стон, зажимая в клыках,
Будут мечтать о луне, вспоминая о крови,
Привкус которой, остался на их языках.
Я же, поднявшись с колен, добреду до окошка,
Взгляд устремлю в глубину непроглядного неба,
Страшно смотреть вниз, там грязные черные кошки,
Голодные волки, осколки потерянной веры.
)
